Первую часть статьи, в которой шла речь о терминологии и принципах, можно прочитать здесь. 

 

Во второй части статьи мы рассмотрим изменения, связанные с индивидуальными методами профилактики правонарушений, реестром фактов о домашнем насилии и правами пострадавших о домашнем насилии.

 

В частности, изменения коснулись мер индивидуальной профилактики — в качестве одной из мер была введена коррекционная программа. Коррекционная программа — комплекс мероприятий по оказанию психологической помощи гражданину, совершившему домашнее насилие, направленных на исправление (корректировку) поведения гражданина, формирование у него навыков ненасильственной коммуникации, предотвращение повторного совершения домашнего насилия. По-видимому, данный вид индивидуальной профилактики был привнесен в Закон из арсенала лучших практик зарубежных стран, что, с одной стороны, является позитивным шагом, который мог бы способствовать усилению эффективности мер по работе с агрессорами. Однако с другой стороны, ряд важных нюансов не позволяет однозначно сказать, что данный вид профилактики будет эффективен.

 

Во-первых, основанием для проведения коррекционной программы является рекомендация должностного лица субъекта профилактики правонарушений. Иными словами, в большинстве случаев это будет участковый инспектор милиции. Соответственно, будет ли направлен, либо “порекомендован” агрессор для участия в коррекционной программе, зависит от конкретного сотрудника милиции. С одной стороны, логически, причин у участкового инспектора не направлять агрессора на коррекционную программу быть не должно, т.к. в интересах участковых инспекторов способствование тому, чтобы совершалось как можно меньше правонарушений. На деле же далеко не все, если не большинство участковых инспекторов имеют соответствующую качественную подготовку и способны распознать домашнее насилие во всех случаях. К сожалению, серьезные меры сотрудниками милиции зачастую принимаются в крайних, самых тяжелых случаях, например, при нанесении тяжелых травм пострадавшей, когда о мерах профилактики уже поздно говорить. Даже в этом случае решение рекомендовать или не рекомендовать агрессору пройти коррекционную программу остается на усмотрение сотрудника милиции, который может пренебречь этой мерой по ряду причин. 

 

Одной из таких причин является обязательное наличие согласия гражданина, совершившего домашнее насилие. Общеизвестно, что домашнее насилие — это серьезная проблема, прежде всего имеющая корни в психологическом поведении человека. К тому же домашнее насилие в Беларуси часто идет бок о бок с алкоголизмом. Поэтому представляется, что добровольное участие в коррекционной программе не принесет больших результатов ввиду следующего: во-первых, в нашей стране среди взрослого населения крепки стереотипы о том, что за психологической помощью “обращаются только психи”. Во-вторых, добровольный характер участия неотвратимо влечет за собой возможность в любой момент прекращения участия в коррекционной программе, что сводит ее эффективность к нулю. Известно, что домашнее насилие имеет цикличный, замкнутый и самовоспроизводящийся характер и определенные стадии. Дав согласие на прохождение коррекционной программы в стадии “медового месяца”, которая следует за стадией непосредственного насилия и характеризуется принесением извинений и заглаживаниями вины агрессором, в следующей стадии, стадии спокойствия агрессор может посчитать прохождение коррекционной программы ненужной, “ведь и так уже все хорошо”, а пострадавшая уже простила агрессора. Но это “хорошо” длится ровно до следующей стадии нарастания напряжения, а затем и до нового эпизода насилия. В-третьих, по сути, предложенная коррекционная программа, учитывая ее добровольный характер, является ничем иным, как услугой оказания психологической помощи, которая и до включения ее в Закон как меры индивидуальной профилактики правонарушений, оказывалась заинтересованным гражданам на безвозмездной основе.

 

Также вызывает скептицизм и недоумение факт того, что “с согласия гражданина, совершившего домашнее насилие, и совершеннолетнего пострадавшего от домашнего насилия психологическая помощь может оказываться с участием последнего”. В международной практике и согласно стандартам прав человека в случае домашнего насилия при судебных процессах не применяется даже медиация, то есть внесудебное урегулирование разногласий. Трудно представить, какой цели служит участие пострадавшего от домашнего насилия (что могло проявляться в какой угодно форме, от словесных унижений до целенаправленного намерения лишить человека жизни и жестоких избиений) в оказании психологической помощи агрессору, кроме как завуалированное принуждение к примирению с агрессором. Данная практика противоречит человеческому достоинству, здравому смыслу и несет вред психике пострадавшей.

 

Изменениями в Закон также были введены согласие на передачу информации о домашнем насилии и ведение реестра информации о случаях домашнего насилия. Согласно Постановлению Совета Министров от 11 января 2023 года. Целью создания реестра, по всей видимости, являлась попытка систематизировать и вычленить преступления домашнего насилия в одну категорию, из ранее расплывчатой статистики о “бытовых преступлениях”, в том числе, вероятно, для более точного ведения статистики о числе фактов домашнего насилия. Также из реестра по запросу государственного органа, иной организации и должностных лиц можно получить информацию о наличии (отсутствии) информации о фактах домашнего насилия в отношении проверяемого физического лица. Таким образом, ведение реестра видится в данном ключе как сдерживающий и карательный механизм, призванный усилить публичное порицание и неприятие фактов домашнего насилия, например, при приеме кандидата на работу, и, как следствие, возможный отказ такого кандидата. Однако на практике представляется, что этот сценарий останется только “в планах”, поскольку насилие в обществе не только не порицается, но и принимается как должное на самом высоком политическом уровне. К тому же у сознательного нанимателя, который не захочет принимать такого кандидата на работу, не будет действенных и проверенных механизмов, основанных на законе, чтобы правомерно отказать кандидату в работе на основании его нахождения в реестре лиц, совершивших домашнее насилие. Ни Закон, ни Постановление Совмина не предусмотрело создание таких механизмов, как и не объяснило четко причины возможности направить запрос о данных в реестр. Также, на наш взгляд, остается открытым вопрос доступа к персональным данным правонарушителей и пострадавших от домашнего насилия и правом на их защиту персональных данных. Беспокойство также вызывает большой круг ведомств, наделенных полномочиями как вносить изменения, так и иметь доступ к реестру. Учитывая, что агрессорами нередко выступают и сотрудники правоохранительных органов, а оператором реестра числится Министерство Внутренних Дел, нет никакой уверенности в том, что они не будут злоупотреблять доступом к реестру и изменять в нем информацию во благо собственных интересов.

 

Законом также была введена еще одна статья с перечислением прав пострадавших от домашнего насилия. В частности, пострадавшие от домашнего насилия, вправе получить: защиту и оперативное реагирование во всех случаях совершения в отношении них правонарушений; полную и исчерпывающую информацию о видах оказываемой в пределах компетенции государственными органами и иными организациями помощи; безвозмездно психологическую помощь, социальные услуги в форме срочного социального обслуживания, в том числе услуги временного приюта; бесплатно медицинскую, юридическую помощь; доступ к образованию, в том числе проживающих совместно с ними несовершеннолетних детей. Из нашего опыта, в связи с уничтожением и ликвидацией частных шелтеров и женских правозащитных организаций в Беларуси, получить качественную реализацию перечисленных выше прав сейчас практически невозможно. Государственные кризисные комнаты не отвечают потребностям пострадавших от домашнего насилия. Получение психологической и юридической помощи зачастую зависит от финансовых ресурсов самой пострадавшей, как и возможность обеспечения собственной безопасности. 

 

Наконец, к нашему огромному разочарованию стоит сказать о том, что изменения в Закон не затронули положения о защитном предписании. Из нашей практики, защитное предписания применяются сотрудниками внутренних дел крайне неохотно, но и в случае, если они все же применяются, “должны сойтись все звезды”, чтобы оно заработало и послужило своей цели. Как минимум, в отношении агрессора должна осуществляться подготовка к рассмотрению дела об административном правонарушении либо проводится проверка в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства либо возбуждено уголовное дело по определенным статьям Уголовного Кодекса Республики Беларусь. В реальности же, большинство пострадавших либо не пишет заявление вовсе, либо впоследствии забирает заявление о привлечении к ответственности своего партнера / мужа / родственника, что, в свою очередь, блокирует в дальнейшем возможность получения такого средства защиты, как защитное предписание. Но и в случае его применения, отследить его выполнение крайне сложно, т.к. сотрудники милиции, опять-таки же, неохотно реагируют на случаи его нарушения и не имеют действенных механизмов влияния на его предотвращение. Ко всему прочему, максимальный срок, на который возможно получить защитное предписание, составляет всего 30 суток, что является очень маленьким сроком для травмированного человека, чтобы прийти в себя и найти ресурс для изменений в жизни.

 

Нужна помощь? Обращайтесь в СПРАВКУ. Бесплатные юридические и психологические консультации для беларусок в Телеграм